УЛАН-УДЭ. Поэт. Родился в 1963 году.
Окончил Литературный институт имени Горького. Публиковался в журналах «Новый мир», «Арион», «Homo Legens», «Дружба народов», «Юность», «Сибирские огни», «Байкал» и др. Автор поэтических сборников «Сокровенные песни» (1986), Утро навсегда» (2002), «Сверхновый» (2009), Анафоры (2013).
ШЭНЭХЭНСКИЕ БУРЯТЫ
Из-за горьких гор, из-за дальних дол, из Китая,
Истории из под полы, тайников, сезамов,
Словно нежданно-негаданно золотые запасы нашлись Колчака,
Слов забытых носители и баснословной культуры.
Коллективизацией нетронутые, как Лыковы, заповедные,
Иллюстрацией из бурятских народных сказок,
Косовротки-халаты, шелковые кушаки,
Конусы островерхих шапок с алыми бунчуками,
А коновязи у них, будто высокие горы,
А копыта коней широкие, как лопаты,
Слепят улыбками из малахитовой шкатулки генома,
Говорят по нашему, а кажется что поют.
Дореволюционные, довоенные, дорогие,
До седьмого выбитого колена, помнящие родство
Истовые, как старообрядцы, кочевники,
Изгнанные советским дедом морозом двадцатых…
Старомонгольским письмом вертикальным владея,
Степи тысячелетий они в душе своей носят,
Так поют и любят родину у Байкала,
Как, возможно, уж давно не умеем.
ИТИГЭЛОВ
Человек может быть иль не быть,
Чумазый, голодный в морозной степи сирота-пастушонок,
Говорят, под хохот хозяйский, он звонко сказал: Буду Хамбой! ,
Грея озябшие ножки в теплой коровьей лепешке.
Черепом Йорика быть иль не быть,
Чем-нибудь сгнившим, истлевшим, отжившим,
«Поддавшись соблазну опасных для жизни деяний
Поклоняясь бездумно вещам, бесполезным на той стороне».
Человек может быть иль не быть,
Чистым и вечным, как в детстве,
Чекисты его не успеют взять,
Черти с наганами и благими намерениями.
Полон к юдоли земной состраданья и скорби,
Понял тщету мира вещей и вещью не стал,
В позе лотоса, йогин бурятский,
Погрузился в неевклидово царство самадхи.
В сумерках старых богов-тенгэриев,
Сумеру, златою горою волшебной в своем животе,
Живого, мама его носила,
Святого, степь донашивала.
Быть иль не быть Итигэловым,
Выйти из чрева земли через семьдесят пять материалистических лет,
Смертию смерть поправ,
Даровав на вечную жизнь надежду…
ГУННСКОЕ ГОРОДИЩЕ БЛИЗ УЛАН-УДЭ
И всходил древний хунн, сын косматого синего неба,
Иволгинскою степью на былинную гору свою,
Сквозь забрало прищуренных век богатырским окидывал взором
Сколько лун до Срединной – совершить свой набег.
С одобреньем смотрел как до самого края долины
Одарила обильно скотом забайкальских народов земля,
Вся в горах и озерах, вся в лесах и сибирских морозах,
Вся красавица-пленница, добытая в честном бою.
Не молился, а просто беседовал с космосом-братом,
Не божился со страху, а демонам повелевал,
Потому что от плоти небесного синего волка,
Потому что от млека древнее богов.
И звериным чутьем он угадывал вещие дали,
И колдуя свободу от вечного рабства земли,
Пол задумчивой Азии в рог он скрутил воедино бараний,
Пол Европы в свободу огнем и мечом обратил.
И всходил он на гору свою, городища заставу,
И запряг в караваны походных кибиток зарю,
Там, где прячут в шелках Поднебесной принцессу,
Там, где топчут небесные всадники рис.
На восток, на восток, ядовитое брюхо дракона
Насадить на восход, на копье, наконечник поющей стрелы,
И неистовой конницей в новой заре навсегда раствориться,
И в миры обратиться, звериного стиля миры…
ПАЛОМНИК В МЬЯНГМЕ – СТРАНЕ ЗОЛОТЫХ БУДД
Где достают из озер ил для грядок покачивающихся на воде,
Где, стоя, гребут веслом при помощи ноги, а свободной рукой забрасывают сеть,
Где старые монахи пахнут апельсинами, а молодые учат кошек акробатическим прыжкам,
Где еще действует запрет Будды – монахам нельзя прикасаться к деньгам,
Где согласно кодексу Винае – можно иметь только восемь вещей,
Где по всей стране монахи, и стар и млад с миской в руке смиренно принимают подношения –
Путь к нирване лежит через пустошь корней и желаний – так Дхаммапада гласит,
Пусть пустота, покачивающаяся в пустоте, твоим пастбищем будет,
Путы страданий тот избежит, чья неисповедима тропа, как у птиц в небесах…
Очарованный странник,
Очи долу свои опустив,
Очередь свою выжидаю с миской пустой…
Бизнесмен из Монголии. Иркутск.
Как ворон на голой ветке, на крыше высотки, сидит одиноко,
Вконец обанкротившийся, с высоты 13-го этажа, свесил ноги,
Включили уже свои камеры ангелы смерти – фотографы и ТВ-журналисты,
В консульство, на том берегу священного моря, уже позвонили.
Энх Этреч, дорогой, что ты забыл в краю голодных духов сибирских,
Эх, да чтобы верхом на лошадке скакать, да по степям, по альпийским,
Даже успеваешь сказать – что люб тебе этот град, эта страна лесная,
Даришь в качестве сувенира из Улан-Батора свой труп спасателю из МЧС…
Да и что этот глупый спасатель смог бы, он что ли спаситель Будда,
Да и разве вернул бы он бабки проигранные вчера в рулетку,
Вечен смертный огонь желаний – так говорил Сидящий на Лотосе,
Нечем было долг погасить, китайским драконом испепеливший душу…
Энх Этреч, дорогой, зачем ты играл, как дитя с волчком, с колесом Сансары,
Смех отар, гул табунов, песни степей кинул за россыпь фишек и звезд?
Глух и нем потомок людей сокровенных сказаний и длинной воли,
Ахам и охам чужий, все скачет к родным пепелищам на пегой в яблоках…
ДЖЕЙМС КАМЕРОН ПОГРУЖАЕТСЯ БАЙКАЛ
То не Джеймс Кэмерон спускается в Байкал,
То не глубоководный аппарат «Мир – 1» с чужестранцем в гости к омулю,
То Титаник и Аватар в душу мою погружаются один за другим,
Топят лукоморье мыслей моих, вспучивая воображение.
И то, как плыл грандиозный корабль по морю-океану,
И то, как он исчерпывающе тонул, показав нам блеск и нищету людей,
И камера по замыслу режиссера учила, но так и не научила наших болванов,
Как нужно снимать широкоформатные фильмы.
И я вспомнил Ди Каприо, но не глянцевого полубога таблоидов,
А яростного романтика и художника здесь, где он конгениален,
И, конечно, полет свирепокрылых драконов у неземных водопадов,
Бесконечно более реальных, чем Манхэттена небоскребы.
Представляю, как Джеймс Камерон погружаясь в Байкал
Превращается из человека в аватара байкальской нерпы
Дно изучать наших грез, разные эндемики и разломы
Сна золотого, если правды святой найти не сумеем…
ШАМАН
Шаман бледнокожий похожий на редьку
Шаром земным, он пользуется, как бубном,
Простой кулинар-итальянец в прошлом,
Трусцой вкруг жертвенного огня он скачет.
Он просит у своих итальянских предков
Подбросить бурятским сироткам немного счастья,
Он требует у забайкальских духов по разным болячкам,
В костре их сжигая, прекратить свои козни.
В Бурятии он будто родился и вырос,
Бурляндии разных талантов, поэтов и прочих,
Сам-то он в прошлом простой кулинар-итальянец,
Самый простой макаронник, рубаха-парень.
И после Зевса, и после Иисуса,
И Рима возле – душа по-прежнему просит веры,
Пускай вместо галилеянина – звезд горенье,
Листай вместе с нами новое небо.
Шаманы мстительны и опасны,
Дурманы прячут в своих карманах,
Шаманы трогательны и прекрасны,
Мечтой осияны они, как дети.
С землей планетой он вертится словно с бубном
С игрой на гитаре, мольбой о сиротках,
Еще он, камлая, из Библии что-то бормочет
Душою в небо жаворонками разлетаясь,..
ПРО САМОВАР, ВОССТАНИЯ ЗА ВОЛЮ-ЗА ЗЕМЛЮ, БИРУТУ ИЗ ПАРИЖУ
Как бежала Агафьюшка, по траве да по камушкам,
Кабы знала куда убегать, утекать,
Шибче хитрой лисы, гибче мамушки-реченьки
Шла-бежала, она, а в руках самовар.
А лежал ее путь через сопки таежные,
А бежала, Агафьюшка, от советских властей,
А проворною мышкою, с самоваром под мышкою,
От людей хоронясь, во родной Куналей.
Пой пичуга-заступница о беглянке-преступнице,
Гой еси, о восстании мужиков-кулаков,
Как в глухие тридцатые староверы брадатые
Казнь Господню устроили, активистам-чертям.
А за это им было кому пуля в кулацкое рыло,
А кому – по этапу за Яблоновый хребёт,
Из Петров-Забайкальского жинка сбёгла кулацкая,
Жизнь беречь бесперечь – сберегла самовар…
Самовар, тульский пар, самоварище!
Сам поет, петь зовет сотоварищи,
О латунный живот можно греться,
Оживить умеревшее сердце…
Вот стоит он, пузатый, сияет,
Человеческий род продолжает…
Вот сидим мы с Берутою Крейслинг,
Во селе Куналее, том самом,
Эх да что не пыль – поем – в полюшке запылялася…
Эммигранская дочь улыбается…
БРОДЯГА
Человека, влюбленного в землю, в планету Земля,
Бредущего по ней босиком в сентябре, 10 сентября,
Я догнал у метро и узнал, что его зовут Эрик,
И что он французский поэт, когда он немного ко мне привык.
Я немедленно сфотографировался с ним на сотовый телефон,
Босы ноги в пыли, обликом Иешуа Га-Ноцри был он,
Так вот оказывается, как гуляли боги по земле планеты Земля,
Отказавшись поесть, сказал, что заночует в кустах возле Кремля.
КЛАССИФИКАЦИЯ ПО БОРХЕСУ
Как ты хороша,
Катишь свои желтые волны по мне,
Ли Тай-бо мог бы мною гордиться –
Лирикой переполнен десяти золотых веков…
Женщины бывают:
Принадлежащие Императору;
Набальзамированные;
Захваченные в плен за Великой стеной;
Девочкой;
Русалкой;
Цветочной феей;
Старухой с сумой;
Включенной в эту классификацию;
Вопящей как сумасшедшая;
Нарисованной тончайшей кистью из верблюжьей шерсти;
Прочей;
Разбившей цветочную вазу;
Похожей издали на муху;
Китаянкой до самого утра…
ЛИТАНИЯ ЛЮБИМОЙ
"Той, чью память люблю и лелею…"
VI Далай-лама Цаньян Джамцо
1.
Удачи, успеха бы или на худой -
Удалой, полный бессмертья – конец,
Умопомрачительного счастья
Урвать у судьбы чуток,
О, блаженства сухой глоток -
Обнимать, оплетать словно дикий плющ, окликать
Обморочными губами
Облако нежных дхарм!
Щеки к щекам, слезы к слезам,
Щепотка пепла к щепотке,
Щупальцами как осьминог ощущать,
Щурясь от счастья, щедроты Твои!
Осязать
Осиянных персей ос боязливых и жгучих,
Ослепительных чресел
Особо – каждый пленительный квант…
2.
Плачу и рыдаю о тебе…
Платье твоё комкаю в руках своих,
Псалтырь из звёзд ночных не помогает мне,
Псалмы из слёз моих не утешают мя.
Ты же, ставшая царевной тьмы ночной,
Тысячами галактик уносишься прочь,
Как же ты прекрасна, беглянка моя,
Как тебе идёт леопардовая шкура звезд!
Смерть безносая да не разлучит же нас,
Смена времён да не осквернит память о тебе,
О, журавлиная песнь песней моей души!
Ом мани падме хум!
Рыцарь небесный забрал тебя,
Рыкал конь его блед – в полгоризонта гром,
Рыскал он лучшую взять из живых во тьму,
Рысью в космос великий удалялся он…
СВОБОДА
Сводит с ума нахтигалями своими и раями,
Светами и мраками вселенных сладких и бездн,
Свобода!
Сверстник я твой,
Светел и весел иду циолковски обнимать мир,
С веком дружить, сволочью не быть,
С вечностью говорить, оседлав Джомолунгму, подлетая к Тибету,
Сваливать отовсюду в нирвану по имени Шаганэ ты моя Шаганэ,
Свистеть соловьем-разбойником на поэтов, облапив дерево Бодхи,
Свисать с ваших крыш сосульками свежих стихов,
Свитый из птичьих гнезд и нежных колец Сатурна,
Свернутый в – Амарсану – свиток волшебный из атласа бесконечности
(в переводе с монгольского – Познавший Блаженство),
Сварганенный из муравьев и вселенных,
Свадеб и светов друг,
Сват я, сват молодым песням любви и свершений,
Сведенборгом вскормленный, Кьеркегором баюканный,
Свергнутый небожитель губ этих алых любимой – делами и суетой,
Священный и совершенный тобой, свобода,
Сверчком в этом космосе битв пою…
ПРОБЛЕМА, ЕЕ РЕШЕНЬЕ
Когда наваливается перекати-валун, и ты
Кажешься сам себе, что
Катишься сам себе, что
Каркают уже тебе, что
Камень спирает грудь и страх
Мороком обступает и
Молча, молча, все делает молча с тобой…
Молись всем богам – ты только наделаешь хуже,
Молот судьбы остановишь лишь сам…
Сам ты смеялся чайкой над морем,
Саамы на белых оленях счастья пели тебе свои песни,
Самаритянки поили тебя с далеких ладоней любви…
Отпускаю,
О, отпускаю, на волю богов ласточек моих страхов, синиц моей боли,
Осознаю, с помощью теплых рук добрых людей как отвалить этот камень -
Освобожденье…
АСТЕРОИД
Космоса где-то
Космы и косы откинув,
Лебедя на подносе, ледниковый период, аккуратно неся,
Лето и лепет умолкнут на тысячи лет,
Лап и ладоней Земля
Ласково так уже не попросит крутиться…
Словно чиновник какой, причинно-следственных связей закон всемогущий -
Слово которое было в самом начале и тварей,
Пером огненным, заратустроликим, и что-то там еще на планете
Перечеркнул,
Как документ равнодушно и в ультрамарин бесконечного космоса смотрит земля,
Карму дурную сжигая последний вулкан догорает,
Как это так – никому не дано из живущих стать Богом,
Стать Его Сыном,
Стать Его Другом,
Стать Его Богом.
Поэтому, как черновик с динозаврами эта планета…
Поэту работать еще и работать.
