Лада Пузыревская, поэт. Живет в Новосибирске.
ломка
то ли ангел с небес посаженный на иглу
в предвкушении света белого навесного
оказался ни разу не падшим
не так уж глуп
по большому счету затеял в сердцах игру
то ли снова
стынет кровь с молоком дорогою в облака
прикипевшая к килобайтам и децибелам
кочевого норд-оста транзитом на Абакан
под линяющим флагом, который не стал
пока
белым-белым
нас не много тут по периметру в два ряда
вот и носит земля до срока
не слишком рада
не умеющим в поле нечистом зазря рыдать
чередою кукующих призраков забредать
в сны комрада
самопальная дурь
опальная смерть в шприце –
в кайф двуглавая птица мечется, залетая
на палёном сырце, снова взятая на прицел
жизнь с чужого плеча на каждом её птенце
как влитая
отбываем по жизни в хлипких товарняках
всем приходом
по следу беглого счастья злого
матереет тоскующий клоун в проводниках
но в конце тоннеля нам светит наверняка
то же слово
такая ночь
такая ночь хоть закажи оркестр
не видно нот и проще утопиться
когда бы не
с упорством летописца
считая вслух проталины окрест
банкует март
на игровом столе
вчерашних блюд большие перемены
убитый скрежет передач ременных
впрок на сто лет
с пейзажем за окном накоротке
страна моя как схимна именная
спит
паводок держа на поводке
напоминая
рисунок хрупких вен один в один
не выдержавших вирусной нагрузки
переводи мой свет
переводи
на русский
предательски нахлынувший бетон
а дна все нет
как будто запретили
целуя след линяющих рептилий
дрейфует обезумевший планктон
а ты плывешь в оранжевые сны
страх оставляя ниже по теченью
растаявшей палитры ботичелли
усталый кровник ряженой весны
в такую ночь без музыки ни зги
жгут летописи желтые страницы
горят колосники, поля, станицы
хоть ты не сгинь
во́роны
Странно, но кажется крепко затянутой рана
а просыпаешься снова ничком, дрожа
словно по памяти, что не слабей тарана,
под старые песни о главном. Эффект ножа
имеют старые письма, не дай Бог вскроешь,
старые фотографии и стихи.
Бог-то даёт, и ты веришь, что он твой кореш,
а не создатель этих лихих стихий,
где ты не первый год, опустив забрало
молча стоишь, как памятник всем святым,
вынесенным со свистом – но их собрало
что-то другое всех вместе – не я, не ты.
Помнишь, как мы отчаянно загорали,
словно и не было долгих промозглых лет,
словно война по-прежнему за горами,
и ничего в этом ветреном мире нет
первого слова дороже, честней и чище.
Верно, искать второе – напрасный труд,
в наших подъездах не вывести табачище,
как их чужие леди теперь не трут.
В наших головушках не извести ни лета,
ни февраля, где с горя танцуют все,
кто без чернил. И спорил бы кто – нелепо
жить, словно всё ещё бегаешь по росе,
словно нас всё же вывезла вверх кривая,
словно не стёрт с горячечных губ кармин,
лучшие сны наши словно бы не склевали
во́роны – те, которых ты прикормил.
