Елена Игнатова (род. 10 июня 1947 года в Ленинграде) — поэт, прозаик. Активно публиковалась в самиздате, в 1976 г. опубликовала первую книгу в Париже. В 1980-е гг. работала над сценариями документальных фильмов об Ахматовой, Блоке, Андрее Белом и др. В 1990 г. эмигрировала в Израиль. Работала редактором издательства "Библиотека Алия" Иерусалимского университета.
***
Как, не ударясь в крик, о фанерном детстве,
бетонном слоне, горнистах гипсовых в парке,
творожном снеге Невы, небе густейшей заварки,
о колоколе воздушном, хранившем меня?
Вечером мамина тень обтекала душу,
не знала молитвы, но все же молилась робко.
В сети ее темных волос – золотая рыбка,
ладонь ее пахла йодом… сонная воркотня.
Всей глубиною крови я льну к забытым
тем вавилонским пятидесятым,
где подмерзала кровь на катке щербатом,
плыл сладковатый лед по губам разбитым.
Время редеет, скатывается в ворох,
а на рассвете так пламенело дерзко,
и остается – памятью в наших порах,
пением матери на ледяных просторах,
снежными прядями над глубиною невской.
***
Мы выехали из лесу. Вповал
в телеге спали дети. Сонный ветер
распаренные лица обдувал,
и неба край, уже горяч и ал,
сиял сквозь ветви.
Еще к деревьям прирастала тень,
ночная птица медленно летела,
и мальчик мой, похож на всех детей,
зарывшись в сено, спал на животе,
и прядка на виске его вспотела.
Цветущая лесная колея,
тихоня-конь, разморенные дети,
и голубое поле льна в просвете…
О, будь благословенна, жизнь моя,
за то, что ты дала минуты эти
пронзительного счастья бытия!
***
В воздухе пахнет жильем.
Пани Антося горбится за шитьем,
воздух иголкой ранен, холст пробит через край,
карий и золотой мальчик в ногах играет,
и я говорю: "Голубь, к нам прилетай,
нищему, голубь, подай! "
Время проступит чернью на серебре,
выйдешь умыться – снег захрустит в ведре.
Как молоком разбавленный крепкий чай,
бурое солнце взойдет и помедлит час,
новые твердь и землю скует мороз -
звон ото льда и звезд.
Так не забудь же мира на трех китах,
темного тела речки в широких льдах,
всех, кто живет под кровлей, и вербы куст,
беды, суеты наши – и эту грусть:
слышать – лепечет небо и дышит наст,
знать, что волхвы пройдут, не окликнув нас.