ИРКУТСК. Поэт, автор-исполнитель. Родилась в 1991 году. Закончила музыкальную школу по классу фортепиано, Иркутский государственный университет. Гитарой занимается с 14 лет. Выпускница и преподаватель (2009-2010 гг) Студии Иркутской Лиги авторской песни. С 2007-го года – в составе ТО "Чет-нечет". На данный момент многократный лауреат фестивалей Иркутска и Сибирского региона, постоянный участник концертов Иркутской лиги авторской песни и творческой студии "Полнолуние". Участница итогового конкурсного концерта "Свободный Микрофон" сцены "Междуречье" фестиваля "Платформа-2012" на Мастрюковских озерах. Участница Грушинских фестивалей. Участница Арт-фестивалей "Baikal-live".
***
Лучше не просыпайся утром, не будет утра,
Давай ты проснешься в полдень, а лучше в марте.
Да, пусть ты проснешься в марте и дура-дурой,
зато непременно веселой. За первой партой
их не учили всем тем извратам,
что оставались последним партам.
Проснешься в марте,
и выйти б в обед из дома – да нету дома.
Не слушать бы этих музык, да как не слушать,
когда ты и сам как музыка. По-другому
ты не умеешь, заткни же уши,
закрой же шторы, убей весь город,
но как не слушать, ну как не слушать?
А если (страшно) не будет марта -
не просыпайся где снег и стужа.
Проснешься в семь за последней партой
Проснешься в семь своих лет от старта
И будет лучше.
* * *
В этих краях и снег в мае – не ново,
и дождь в феврале, в общем-то, не удивляет.
В этих краях одно взаправду хреново -
кто-то у нас голубей почтовых стреляет.
Письма лежат, непрочитанные адресатом,
птицы лежат на траве, и чернильного цвета
эта трава, и земля, и вода, и накатом
мчит по чернильным дорогам чернильное лето.
Лето не теплое, не долгожданное вовсе,
тучи чернильные носятся над головами.
В этих краях все одно – что лето, что осень.
Письма летят с голубями. Гниют с голубями.
В этих краях жду вестей, жду безропотно,
денно и нощно, как обещала ждать.
В город пришел человек, и промолвил шепотом -
"Я почтальон."
И в ответ:
"Расстрелять."
***
Недели вытягиваются в полный рост.
Щенок по имени Кай поджимает хвост,
передвигает лапами изморозь на земле
по-новому для каждой из королев.
А королевы разные что ни ночь,
и каждая обещает ему помочь.
Недели растут, но ночи короче дня.
Зима обрубает хвосты. Кай зовет меня:
Герда, иже еси на небеси,
приходи, говорит, на чай, обними, спаси.
И я приползаю без сил, наливаю ром,
передвигаю днем изморозь за него.
Мне родители запрещали иметь щенка.
Щенок по имени Кай тычет носом в рукав,
поджимает хвост (ведь зима обрубает хвосты),
боится весны, одиночества и темноты.
Недели вытягиваются. Вторник был год назад,
субботу не помню. От белого режет глаза,
но вот тебе, Кай, узорчатый этот лед
на тысячу королев вперед.
***
Если можешь – встань и взойди на борт,
глупый маленький человек.
Здесь зима, и никто за тобой не придет,
пока не растает снег.
Все дороги пусты, все герои сидят в домах,
все драконы уютно спят.
Поднимайся на борт, морям нипочем зима,
их со дна согревает ад.
Если хочешь – молча иди ко дну
жарить рыбу и глыкать ром.
Ты не первый уйдешь ожидать весну
в богом проклятый водоем.
Ты не первый, чье тело всплывет у скал,
когда с них осыплется лед.
И наступит апрель, и проснется, кто спал,
и никто за тобой не придет.
***
Вот я и научился залазить в чужие сны,
вот я и научился чужие сны менять.
Если не можешь проснуться к исходу дня,
значит, ищи в этой вязкой воде меня.
Значит ищи, умоляй прекратить, бей в скулу,
я ударю в ответ, ты откроешь глаза. Как всегда
встанешь, нашаришь тапочки на полу,
в ванной нашаришь кран, и хлынет в лицо вода.
В этой воде нет меня, она пахнет водой, не мной.
Я ударю в ответ, ты откроешь глаза, я останусь там.
Видеть чужие сны пол-беды, все равно живой.
Хуже, когда в эти сны попадаешь сам.
Я остаюсь в этой темной вязкой воде.
Ты открываешь глаза. Ты где?
***
Ничего не бойся, ни холода, ни зимы.
Что тебе кажется нами – уже не мы.
Пей не пьянея, пей из ладоней в пасть,
не коснись клыков.
Никого не слушай, ни близкого, ни врага,
Что тебе кажется берегом – не берега,
Кто тебе кажется мудрым – тот выпил яд
да и был таков.
Мир состоит из домыслов и виражей.
Пей не пьянея, падай, вставай и пей,
Что тебе кажется правилом -
выбрось из головы.
Выбрось из головы все, что ведет к беде,
Кто ты, зачем, для кого, и когда, и где
Рыбы кажутся мертвыми в мертвой воде,
в живой – живыми.
Ничего не бойся, ни бога и ни меча,
Выбрось из головы все, о чем молчал.
Если тебя окрестили отец и мать -
Забудь то имя.
Тех, кто без имени, не различает смерть,
Те, кто без имени, прежние лишь на треть.
Пей из ладоней в пасть, не касайся клыков.
Ты уже с ними.
* * *
Однажды утром мы выйдем в город,
такой похожий на тысячи прочих
асфальтом, окнами, сиренами скорой,
прелыми листьями. И, если хочешь,
похожий нами на чьи-то лица,
на чьи-то выжатые сердечки.
Мне бабушка свяжет к зиме рукавицы,
как будто и не было этой вечности
от детских ладошек до нашей встречи.
Мы выйдем в город с пустым трамваем,
который едет от делать нечего,
и сам того не понимает.
Мы выйдем в город с соседних улиц,
таких похожих своими крышами.
Мы так похожи своими пулями,
и тем похожи, что как-то выжили.
Мы выйдем в город, банальный, заспанный,
и в голове у обоих вертятся
вчерашний стих, в темноте нацарапанный,
и строчка: "мы обязательно встретимся".
Мы так похожи кофейным запахом,
смешными фразами, шарфами в клеточку.
Ты выйдешь в город с зеленым яблоком,
я выйду в город с зеленой ленточкой,
и мы столкнемся у светофора -
ты к остановке, я вверх по лестнице.
однажды утром мы выйдем в город.
однажды мы на секунду встретимся.
* * *
Утром светает поздно. Лужи чавкают,
тщательно пережевывая осень чахлую,
листья жухлые, ржавые, лежалые.
Топчешь бычок, и с такой неподдельной жалостью
рассекаешь площади привокзальные,
что ревут процессии провожающих,
и, кажется, поезда гудят протяжнее.
Время московское, чебуреки вчерашние,
поезд отправляется в семь сорок две,
место двадцать восьмое, плацкарт, верх.
Увидимся в ноябре.
Увидимся в ноябре.
Увидимся…
* * *
Я никогда не устану от чужих городов,
от сигаретного запаха тесных кухонь.
Я не пью с левой руки за любовь
третьим тостом – земля ей пухом.
Я не запоминаю ваших лиц, имен,
не рыдаю, пропадая в плацкартах.
Мне, пожалуй, дом – этот вагон,
его нет на глобусах и картах.
Мне, наверно, брат – этот мужик,
вещающий угрюмо с верхней полки.
Я не пью за дружбу, но за них
готова пить, пока не упаду на пол. И
никогда не пью "Чтоб возвращаться
друг к другу, и во что бы то ни стало." -
быть может, я забуду наше счастье
уже в такси от кухни до вокзала.
* * *
Так непривычно быть снова дома,
что кофе горше и воздух суше.
Мы рады бы, если по-другому,
да только осень: мы весла сушим,
мы моем тело в горячей ванне,
в горячей, тесной и несоленой.
В унылом кухонном таракане
мы видим друга. И стремно-стремно,
и тихо-тихо, и не спасают
e-mail, ЖЖ, телефон и фото.
И странно помнить, что знал кого-то
в квадратном мире.
Любил кого-то.
* * *
Пиши мне письма мелким почерком
о погоде, июньской засухе,
пиши, что лето для нас не кончится,
что лето – лето живет за пазухой.
Что мы увидимся в скором времени
на расстоянии хотя бы выстрела.
Пиши – да хоть о вреде курения
и алкоголя. А то не выстою.
* * *
Читаю книги. В книгах бьется пульс,
дрожат страницы, буквы пляшут танго.
Декабрь едва-едва горчит на вкус,
Декабрь на исходе – это плюс.
Ложиться в три пятнадцать – это рано.
Читаю книги, а ко мне в окно
стекает снег, выстукивая морзе.
Пью по утрам кефир, по вечерам – вино,
и мне уже, пожалуй, все равно
кто там тебя спасает от мороза,
кто утыкается тебе в плечо,
кто гладит по спине чужое солнце,
чьим горячо рукам. Так горячо,
что и зима, и стужа нипочем,
и эхом из гортани раздается -
побудь еще.
* * *
Сегодня где-то внутри – дыра,
и эхо под левой ключицей
диктует слова, и птицы
в районе седьмого ребра
резвятся на сквозняке.
Поговори со мной, пока
я сверлю белизну потолка
не моргая, сжимая в руке
уголок одеяла. Поговори
о любой ерунде, расскажи
что ли сказку о правде и лжи;
поцелуй меня в лоб и наври,
что я буду жить
даже так -
с дырой внутри.
***
Выныривай! Выныривай из этой проклятой воды,
я тебе говорил: вода не бывает такой соленой.
И рыбы мордами бьют под дых,
зеленые рыбы. Цвет глаз твоих
становится тоже зеленым.
Выныривай! Таких спектаклей я не прощу даже тебе,
но попробуй меня убедить, что все это случайно.
Ты гладишь зеленым рыбам хребет,
и рыбы теперь отвечают тебе
протяжным немым мурчаньем.
Выныривай, черт возьми, и никогда не смей,
не смей рассказывать, что за кайф был в этом.
Смотреть, как корабль летит на мель,
и киль, впиваясь в тела камней,
мерцает зеленым светом.
Выныривай, слышишь? И никому здесь не говори,
какое им, в общем-то, дело до наших историй.
Смотри на меня, mon ami, смотри!
Зеленые рыбы плывут внутри.
Глаза зеленее моря.
